Сорванный маскарад. Рассказ из того мира, где существование Фонда больше не секрет.
Уроки власти.
Держа свою правую руку на холодной стали доктор Ковальски шла через тьму. Шаги вперед были осторожным и шаркающими. Ее глаза закрывала маска для сна, но она думала о том, что лучше бы на ней был противогаз. Никто не сообщил ей как воняет эта штука. Никто, кто подошел к этой штуке так близко не выжил что бы рассказать.
Однажды, когда Даниеэль Ковальски была маленьким ребенком, она боялась идти о океан. Ее мама однажды рассказала ей о скатах, и ее страх наступить на одного из них удерживал ее от того что бы войти в воду годами. Её отец был из тех, кто верил, что каждого надо заставить встретить свои страхи. Он научил ее этой шаркающей походке. «Потому что так скаты узнают что ты идешь, и просто уплывут.» Доктор Ковальски подумала что ее отец бы пожалел что учил быть смелой если бы узнал к какому жизненному пути эта смелость ее приведет. Потом уже Фонд убил последнюю каплю нерешительности в этом ребенке.
Она могла уже слышать это затрудненное дыхание, смесь стонов и предсмертных хрипов. Она надеялась что не прикоснется к этому. Еще один шаг вперед. То ли доктор Ковальски была уже так близко, что ощутила тепло этого дыхания, то ли напряжение так нагрело ее кровь. В руке у неё был большой фотоаппарат. Она надеялась не уронить его потому что она бы не решилась поднять его вновь.
Щелк.
Вспышки нет. Если бы она увидела вспышку, она оказалась бы в огромной опасности. Такие скаты не уплывают.
Дело шло болезненно медленно. Шаг вперед, шаг назад. Включить камеру, выключить камеру. Одну за другой, она клала каждую фотографию что выпадала в карман. Если бы она сняла повязку что бы посмотреть на часы, она бы узнала что прошло 49 минут между тем как она вошла в камеру и последней фотографией. Теоретически, даже одной фотографии бы хватило, но у доктора Ковальски не было способа проверить это.
Коллеги Ковальски бы решили что она спятила раз делает такое. К счастью, они все были слишком заняты. В этот день эту конкретную зону содержания посещало Федеральное Бюро Расследований. После Северной Кореи, после того что было показано в Токио, после того как Фонд попал во внимание каждого журналиста на планете, мир начал меняться. Все, подумала Ковальски, нуждаются в защите сейчас. Без надежды получить что-то вроде амулета доктора Брайта, ей будет достаточно иметь фотографии что она сделала.
Через 15 месяцев.
«Вы потратили уже почти час моего времени, доктор Ковальски. В виду вашей прежней работы, я уверен вы уже знаете как дальше пойдет допрос. Так что, я думаю, в ваших интересах будет если вы перестанете изображать незнание и скажете где находятся сущности SCP-610. Вы же были главным исследователем проекта.»
Незваный гость, который говорил эти слова в апартаментах доктора Ковальски, выкурил уже три сигареты с начала допроса. Да, её жизнь была в опасности, но больше всего её сейчас расстраивал запах его сигарет, который въедался в ковер и мебель. Её глаза были направленны вниз большую часть времени, так было не потому что она не могла смотреть в глаза и врать – она была довольно хороша в этом. Она не думала что ему на самом деле есть дело до всего этого.
Этот человек, который представился как агент О Брейн, любил улыбаться. Он держался как бывалый генерал и выглядел соответственно: короткие серые волосы, квадратная челюсть и статная фигура. Его терпеливость в отношении бывшего исследователя Фонда была так же и предупреждением, два лакея в масках которых он привел с собой стояли неподвижно как статуи, они ждали и наблюдали.
«Разрешите спросить, агент О Брейн,» начала Ковальски, все еще смотря в пол: «Вы были так заняты пытаясь найти меня, что даже не следили за новостями? Разве «Берлин выступает против вооружения аномалиями не было для вас звоночком, засранцы?» Ковальски посмотрела ему в глаза на последнем слове, её юное лицо приняло вызывающее выражение.
О Брейн уставился сквозь ее очки, сквозь ее ледяные голубые глаза, он сверлил её взглядом.
Уроки власти.
Держа свою правую руку на холодной стали доктор Ковальски шла через тьму. Шаги вперед были осторожным и шаркающими. Ее глаза закрывала маска для сна, но она думала о том, что лучше бы на ней был противогаз. Никто не сообщил ей как воняет эта штука. Никто, кто подошел к этой штуке так близко не выжил что бы рассказать.
Однажды, когда Даниеэль Ковальски была маленьким ребенком, она боялась идти о океан. Ее мама однажды рассказала ей о скатах, и ее страх наступить на одного из них удерживал ее от того что бы войти в воду годами. Её отец был из тех, кто верил, что каждого надо заставить встретить свои страхи. Он научил ее этой шаркающей походке. «Потому что так скаты узнают что ты идешь, и просто уплывут.» Доктор Ковальски подумала что ее отец бы пожалел что учил быть смелой если бы узнал к какому жизненному пути эта смелость ее приведет. Потом уже Фонд убил последнюю каплю нерешительности в этом ребенке.
Она могла уже слышать это затрудненное дыхание, смесь стонов и предсмертных хрипов. Она надеялась что не прикоснется к этому. Еще один шаг вперед. То ли доктор Ковальски была уже так близко, что ощутила тепло этого дыхания, то ли напряжение так нагрело ее кровь. В руке у неё был большой фотоаппарат. Она надеялась не уронить его потому что она бы не решилась поднять его вновь.
Щелк.
Вспышки нет. Если бы она увидела вспышку, она оказалась бы в огромной опасности. Такие скаты не уплывают.
Дело шло болезненно медленно. Шаг вперед, шаг назад. Включить камеру, выключить камеру. Одну за другой, она клала каждую фотографию что выпадала в карман. Если бы она сняла повязку что бы посмотреть на часы, она бы узнала что прошло 49 минут между тем как она вошла в камеру и последней фотографией. Теоретически, даже одной фотографии бы хватило, но у доктора Ковальски не было способа проверить это.
Коллеги Ковальски бы решили что она спятила раз делает такое. К счастью, они все были слишком заняты. В этот день эту конкретную зону содержания посещало Федеральное Бюро Расследований. После Северной Кореи, после того что было показано в Токио, после того как Фонд попал во внимание каждого журналиста на планете, мир начал меняться. Все, подумала Ковальски, нуждаются в защите сейчас. Без надежды получить что-то вроде амулета доктора Брайта, ей будет достаточно иметь фотографии что она сделала.
Через 15 месяцев.
«Вы потратили уже почти час моего времени, доктор Ковальски. В виду вашей прежней работы, я уверен вы уже знаете как дальше пойдет допрос. Так что, я думаю, в ваших интересах будет если вы перестанете изображать незнание и скажете где находятся сущности SCP-610. Вы же были главным исследователем проекта.»
Незваный гость, который говорил эти слова в апартаментах доктора Ковальски, выкурил уже три сигареты с начала допроса. Да, её жизнь была в опасности, но больше всего её сейчас расстраивал запах его сигарет, который въедался в ковер и мебель. Её глаза были направленны вниз большую часть времени, так было не потому что она не могла смотреть в глаза и врать – она была довольно хороша в этом. Она не думала что ему на самом деле есть дело до всего этого.
Этот человек, который представился как агент О Брейн, любил улыбаться. Он держался как бывалый генерал и выглядел соответственно: короткие серые волосы, квадратная челюсть и статная фигура. Его терпеливость в отношении бывшего исследователя Фонда была так же и предупреждением, два лакея в масках которых он привел с собой стояли неподвижно как статуи, они ждали и наблюдали.
«Разрешите спросить, агент О Брейн,» начала Ковальски, все еще смотря в пол: «Вы были так заняты пытаясь найти меня, что даже не следили за новостями? Разве «Берлин выступает против вооружения аномалиями не было для вас звоночком, засранцы?» Ковальски посмотрела ему в глаза на последнем слове, её юное лицо приняло вызывающее выражение.
О Брейн уставился сквозь ее очки, сквозь ее ледяные голубые глаза, он сверлил её взглядом.