Компания Microsoft недавно утвердилась в роли основного инвестора стартапа OpenAI, вложив в развитие ключевого ИИ-стартапа нашего времени $10 млрд (не говоря уже о том, что нейросети OpenAI все это время работали на облачных сервисах и вычислительных мощностях Microsoft). Из-за предвкушения интеграции нейросетей OpenAI и технологий Microsoft безнадежно отстававший от Google на почти полтора десятилетия майкрософтовский поисковик Bing вдруг стал популярным и обогнал Google в топе приложений.
Сатья Наделла, CEO Microsoft, собирается внедрить чатбот ChatGPT почти во все ключевые продукты своей компании: от вездесущего Office до отстающего поисковика Edge. Еще интереснее то, что Наделла хочет сдавать ChatGPT в аренду, что позволит крупным компаниям создавать свои кастомизированные версии чатбота и приведет к еще большему ускорению развития лежащих в основе нейросетей.
Объясняя потенциал ChatGPT на недавнем формуе в Давосе, Наделла рассказал историю о крестьянине в Индии, который говорит на одном из местных диалектов: он обращается в гостерминале к нейросети, а она понимает его речь, переводит его запрос, дает инструкции, а потом, по его просьбе, и делает все операции за него. Все это стало возможным благодаря тому, что индийские разработчики получили доступ к нейросетям OpenAI и адаптировали их под нужды конкретной местности.
«Технология, разработанная на западном побережье Соединенных Штатов несколько месяцев назад, попала к разработчику в Индии, который затем создал что-то, улучшившее жизнь крестьянина из отдаленной деревни. Я никогда не видел такого стремительного распространения технологии. 250 лет спустя Промышленная революция все еще не дошла до некоторых крупных регионов мира, интернету понадобилось 30 лет, чтобы разойтись по всему миру, облачным и мобильным сервисам – 15 лет. А в данном случае речь идет о нескольких месяцах».
В дискуссиях вокруг нейросетей нового поколения наступил момент, когда все сомнения в работоспособности самой технологии испарились. Вместо них возник вечный проклятый вопрос: как правильно монетизировать эту технологию?
Не сомневаюсь, что Сатья Наделла справится с этой задачей, так как монетизация очевидно его сильная сторона: когда он стал CEO Microsoft в 2014, компания стоила около $300 млрд, а сейчас — уже $2 триллиона. Меня смущает только то, что сама OpenAI изначально собиралась быть нон-профит организацией мол, технология AGI слишком выдающаяся и должна служить всему человечеству, а не приносить прибыль ее создателям. Но что-то, как обычно, пошло не так: люди остаются людьми.
Вчера CEO OpenAI Сэм Альтман написал: «Я думаю, что ИИ станет самой выдающейся силой для экономического развития и личного обогащения, которую мы когда-либо видели», — на что ему вполне справедливо заметили, что даже он, создатель этого ИИ, кажется, понятия не имеет, к чему приведет его детище. Вот ответ Альтмана:
«У нас есть идеи, но ИИ – сложная система, и она будет эволюционировать вместе с обществом. Любой, кто говорит, что точно понимает, как будет выглядеть будущее ИИ, в лучшем случае бредит. Плотная петля обратной связи и глубокое взаимодействие с обществом – лучший путь вперед».
ИИ развивается быстрее и мощнее, чем все технологии, что мы видели в истории. О последствиях и путях его развития не знают даже его создатели: они хотят развивать ИИ “в тесном взаимодействии с обществом”. Общество в целом (как и самих создателей ИИ) деньги волнуют чуть ли не больше всего. Ради увеличения прибылей люди готовы убивать людей, жечь города, разрушать страны. А Путины этого мира – тоже часть общества, во взаимодействии с которым Альтманы этого мира сейчас развивают ИИ.
Мне не нравятся выводы, к которым я прихожу, идя дальше по цепочке этих мыслей. Единственное противоядие всем намечающимся проблемам, которое я вижу – стремление каждого отдельного человека быть сильнее, добрее и человечнее. Мы видим, как этот индивидуальный уровень становится базой для побед в войне за ценности. Он же может помочь и в области искусственного интеллекта.
Сатья Наделла, CEO Microsoft, собирается внедрить чатбот ChatGPT почти во все ключевые продукты своей компании: от вездесущего Office до отстающего поисковика Edge. Еще интереснее то, что Наделла хочет сдавать ChatGPT в аренду, что позволит крупным компаниям создавать свои кастомизированные версии чатбота и приведет к еще большему ускорению развития лежащих в основе нейросетей.
Объясняя потенциал ChatGPT на недавнем формуе в Давосе, Наделла рассказал историю о крестьянине в Индии, который говорит на одном из местных диалектов: он обращается в гостерминале к нейросети, а она понимает его речь, переводит его запрос, дает инструкции, а потом, по его просьбе, и делает все операции за него. Все это стало возможным благодаря тому, что индийские разработчики получили доступ к нейросетям OpenAI и адаптировали их под нужды конкретной местности.
«Технология, разработанная на западном побережье Соединенных Штатов несколько месяцев назад, попала к разработчику в Индии, который затем создал что-то, улучшившее жизнь крестьянина из отдаленной деревни. Я никогда не видел такого стремительного распространения технологии. 250 лет спустя Промышленная революция все еще не дошла до некоторых крупных регионов мира, интернету понадобилось 30 лет, чтобы разойтись по всему миру, облачным и мобильным сервисам – 15 лет. А в данном случае речь идет о нескольких месяцах».
В дискуссиях вокруг нейросетей нового поколения наступил момент, когда все сомнения в работоспособности самой технологии испарились. Вместо них возник вечный проклятый вопрос: как правильно монетизировать эту технологию?
Не сомневаюсь, что Сатья Наделла справится с этой задачей, так как монетизация очевидно его сильная сторона: когда он стал CEO Microsoft в 2014, компания стоила около $300 млрд, а сейчас — уже $2 триллиона. Меня смущает только то, что сама OpenAI изначально собиралась быть нон-профит организацией мол, технология AGI слишком выдающаяся и должна служить всему человечеству, а не приносить прибыль ее создателям. Но что-то, как обычно, пошло не так: люди остаются людьми.
Вчера CEO OpenAI Сэм Альтман написал: «Я думаю, что ИИ станет самой выдающейся силой для экономического развития и личного обогащения, которую мы когда-либо видели», — на что ему вполне справедливо заметили, что даже он, создатель этого ИИ, кажется, понятия не имеет, к чему приведет его детище. Вот ответ Альтмана:
«У нас есть идеи, но ИИ – сложная система, и она будет эволюционировать вместе с обществом. Любой, кто говорит, что точно понимает, как будет выглядеть будущее ИИ, в лучшем случае бредит. Плотная петля обратной связи и глубокое взаимодействие с обществом – лучший путь вперед».
ИИ развивается быстрее и мощнее, чем все технологии, что мы видели в истории. О последствиях и путях его развития не знают даже его создатели: они хотят развивать ИИ “в тесном взаимодействии с обществом”. Общество в целом (как и самих создателей ИИ) деньги волнуют чуть ли не больше всего. Ради увеличения прибылей люди готовы убивать людей, жечь города, разрушать страны. А Путины этого мира – тоже часть общества, во взаимодействии с которым Альтманы этого мира сейчас развивают ИИ.
Мне не нравятся выводы, к которым я прихожу, идя дальше по цепочке этих мыслей. Единственное противоядие всем намечающимся проблемам, которое я вижу – стремление каждого отдельного человека быть сильнее, добрее и человечнее. Мы видим, как этот индивидуальный уровень становится базой для побед в войне за ценности. Он же может помочь и в области искусственного интеллекта.