Продолженние интернет-аддикций
В ответ на мой пост об онлайн-зависимости Травкина пишет: «Главное отличие поведенческой аддикции от химической (алкозависимости, например) в том, что она формируется без употребления посторонних химических веществ. «Взлом» мотивации человека происходит за счет дофаминергической архитектуры среды».
На прошлой неделе проходили слушания Конгресса, на которых глава Instagram Адам Моссери отвечал на вопросы сенаторов по поводу безопасности пользователей этой соцсети. По сути там разбиралась как раз дофаминергическая архитектура среды Instagram: без упоминаний дофамина, но с частым упоминанием аддиктивного поведения.
Комментарии сенаторов о том, как Facebook настроил архитектуру своей среды по отношению к пользователям, звучали примерно так:
«Наши дети – не дойные коровы (cash cows). А именно так вы к ним относитесь», — говорила сенатор Клобушар.
«Мы знаем, что Facebook ставит рост своих продуктов выше благополучия наших детей», —говорил сенатор Блументаль.
Как работает эта логика? Instagram знает, какой контент создает воронку, ведущую пользователя к пищевым расстройствам, и какие именно группы пользователей особо уязвимы. Он также знает, какие пользователи уже погрузились в воронку этого вредоносного контента, а кто сам производит для нее контент.
Есть высокая вероятность, что их алгоритмы уже умеют диагностировать анорексию: пользователь заливает фотографии много месяцев подряд, его тело на них меняется, ИИ фиксирует и обобщает эти изменения, — получается диагноз. Короче, Instagram точно знает, у кого проблемы, — но ничего с этим не делает, а только позволяет пользователям все глубже погружаться в кроличьи норы расстройств и девиаций.
«Времена саморегуляции и самоконтроля закончились», — сказал Блументаль. Теперь американское государство хочет влиять не только на контент в сети, но и на алгоритмы его подбора.
Как я и говорил, Америка теперь повторяет опыт Китая, где правительство уже не просто пресекает вредный с их точки зрения контент, но и с недавних пор заставляет соцсети подбирать детям исключительно полезную и правильную ленту.
Кто-то назовет это алгоритмической цензурой, но я вижу в этом простое разделение власти: правительства забирают у технокорпораций часть власти, ранее принадлежавшей им безраздельно. Недавно Илон Маск говорил, что государство – это корпорация с монополией на насилие. По сути, сейчас одна корпорация (Facebook) делится властью с другой корпорацией (Америкой).
Ну а вопрос о цифровых аддикциях у двух договорившихся между собой корпораций будет решаться именно так, как пишет Травкина:
«Поведенческая онлайн-аддикция полностью растворится в геймифицированной реальности, а постоянное подключение к сети станет нормальным образом жизни. Это больше не будет вредить социализации и карьерному росту».
В ответ на мой пост об онлайн-зависимости Травкина пишет: «Главное отличие поведенческой аддикции от химической (алкозависимости, например) в том, что она формируется без употребления посторонних химических веществ. «Взлом» мотивации человека происходит за счет дофаминергической архитектуры среды».
На прошлой неделе проходили слушания Конгресса, на которых глава Instagram Адам Моссери отвечал на вопросы сенаторов по поводу безопасности пользователей этой соцсети. По сути там разбиралась как раз дофаминергическая архитектура среды Instagram: без упоминаний дофамина, но с частым упоминанием аддиктивного поведения.
Комментарии сенаторов о том, как Facebook настроил архитектуру своей среды по отношению к пользователям, звучали примерно так:
«Наши дети – не дойные коровы (cash cows). А именно так вы к ним относитесь», — говорила сенатор Клобушар.
«Мы знаем, что Facebook ставит рост своих продуктов выше благополучия наших детей», —говорил сенатор Блументаль.
Как работает эта логика? Instagram знает, какой контент создает воронку, ведущую пользователя к пищевым расстройствам, и какие именно группы пользователей особо уязвимы. Он также знает, какие пользователи уже погрузились в воронку этого вредоносного контента, а кто сам производит для нее контент.
Есть высокая вероятность, что их алгоритмы уже умеют диагностировать анорексию: пользователь заливает фотографии много месяцев подряд, его тело на них меняется, ИИ фиксирует и обобщает эти изменения, — получается диагноз. Короче, Instagram точно знает, у кого проблемы, — но ничего с этим не делает, а только позволяет пользователям все глубже погружаться в кроличьи норы расстройств и девиаций.
«Времена саморегуляции и самоконтроля закончились», — сказал Блументаль. Теперь американское государство хочет влиять не только на контент в сети, но и на алгоритмы его подбора.
Как я и говорил, Америка теперь повторяет опыт Китая, где правительство уже не просто пресекает вредный с их точки зрения контент, но и с недавних пор заставляет соцсети подбирать детям исключительно полезную и правильную ленту.
Кто-то назовет это алгоритмической цензурой, но я вижу в этом простое разделение власти: правительства забирают у технокорпораций часть власти, ранее принадлежавшей им безраздельно. Недавно Илон Маск говорил, что государство – это корпорация с монополией на насилие. По сути, сейчас одна корпорация (Facebook) делится властью с другой корпорацией (Америкой).
Ну а вопрос о цифровых аддикциях у двух договорившихся между собой корпораций будет решаться именно так, как пишет Травкина:
«Поведенческая онлайн-аддикция полностью растворится в геймифицированной реальности, а постоянное подключение к сети станет нормальным образом жизни. Это больше не будет вредить социализации и карьерному росту».