Существование интернет-аддикции — больше не вопрос?
Жданов верно указывает, что зависимости от соцсетей, компьютерных игр, порнографии — а теперь ещё и от алгоритмов (то есть от особой последовательности контента) — проявляются по-разному, но обеспечиваются одним и тем же нейробиологическим механизмом. После слитых исследований Fb существование онлайн-зависимости — больше не вопрос. Как его будут решать, спрашивает он. А будут ли?
Аддиктивная онлайн-архитектура — это классический механизм оперантного обсулавливания, основанный на поощрении желательного поведения пользователя и удалении награды за нежелательное. Пользователя приучают к нужному поведению наградами, в результате само обещание поощрения запускает нужное поведение. Если вы когда-то дрессировали собаку — то знаете, как это.
Главное отличие поведенческой аддикции от химической (алкозависимости, например) в том, что она формируется без употребления посторонних химических веществ. «Взлом» мотивации человека происходит за счет дофаминергической архитектуры среды. Зависимость от оффлайновых азартных игр признана расстройством. Почему же в медицинском, психиатрическом сообществе не признают и онлайн-аддикции проблемой, требующей лечения?
Я вижу две причины: одна старая и формальная, вторая — новая и философская.
Первая причина, которая долгое время удерживала мировое сообщество от добавления онлайн-аддикций во всякие классификаторы болезней или расстройств — проблема страховой медицины и бюджета. Если мы признаем злоупотребление онлайном к дезадаптивному и опасному для здоровья расстройству и позволим докторам ставить такой диагноз, то каждый человек с такой проблемой сможет прийти и потратить деньги страхового бюджета. Для такого диагноза можно будет брать оплачиваемые больничные. Возможно, придется выписывать бесплатные лекарства и так далее. И десять лет назад, когда этот вопрос стал все чаще подниматься, людей с такими проблемами было слишком много, чтобы принять такие формальные меры. А сейчас это уже совсем невозможно.
Вторая причина, которая станет особенно активной с появлением метаверса, философская: изменение нормы жизни. Процесс нормализации диджитал-аддикции идёт много лет, в первую очередь — в сфере компьютерных игр.
20 лет назад целыми днями играющего человека с уверенностью называли «конченным»: хорошо, если он не висел на шее родственников, а всё-таки умудрялся где-то тихонько работать.
10 лет назад целый день играющий ребенок получил надежду стать кибреспортсменом. Причем в начале всем было понятно, что это довольное призрачная мечта, но теперь ясно, что этот спорт будет развиваться, и скоро игрун будет таким же норм ребенком, как тот, который ходит на футбол.
В 2020-х годах играющие днями напролет люди стали повсеместным явлением, вроде ведущих передач в эпоху телевидения. Сегодня они могут вести стримы, комментировать игры и вообще быть перформерами — и вполне получать за это деньги.
Чем отличается запойно играющий в видеоигры чувак начала 1990-х от запойно играющего в онлайн-игры в 2020-х? Ну кроме того, что многопользовательские игры оказались в разы более аддиктивными лол. Они отличаются только нормой среды: общество, в котором живет второй, имеет для него социальную и экономическую нишу — поэтому теперь он «нормальный», как и другие увлеченные своей работой люди.
В начале 2030-х годов любители видеоигр станут операторами военных рободивизий или управляющими грузовыми поездами и самолетами; виртуальными учителями боевых искусств; метаспортсменами и метагонщиками. Поведенческая онлайн-аддикция полностью растворится в геймифицированной реальности, а постоянное подключение к сети станет нормальным образом жизни. Это больше не будет вредить социализации и карьерному росту. Мы ещё увидим споры о том, что карьера в метавселенной куда менее вредна для здоровья, чем работа в старорежимных компаниях с ее ранними инфарктами.
В конце-концов, посмотрите на никотин. По силе аддиктивности он похож на морфин и идет сразу за героином. И ничего, вполне уважаемые люди курят.
#травкина_мозг
Жданов верно указывает, что зависимости от соцсетей, компьютерных игр, порнографии — а теперь ещё и от алгоритмов (то есть от особой последовательности контента) — проявляются по-разному, но обеспечиваются одним и тем же нейробиологическим механизмом. После слитых исследований Fb существование онлайн-зависимости — больше не вопрос. Как его будут решать, спрашивает он. А будут ли?
Аддиктивная онлайн-архитектура — это классический механизм оперантного обсулавливания, основанный на поощрении желательного поведения пользователя и удалении награды за нежелательное. Пользователя приучают к нужному поведению наградами, в результате само обещание поощрения запускает нужное поведение. Если вы когда-то дрессировали собаку — то знаете, как это.
Главное отличие поведенческой аддикции от химической (алкозависимости, например) в том, что она формируется без употребления посторонних химических веществ. «Взлом» мотивации человека происходит за счет дофаминергической архитектуры среды. Зависимость от оффлайновых азартных игр признана расстройством. Почему же в медицинском, психиатрическом сообществе не признают и онлайн-аддикции проблемой, требующей лечения?
Я вижу две причины: одна старая и формальная, вторая — новая и философская.
Первая причина, которая долгое время удерживала мировое сообщество от добавления онлайн-аддикций во всякие классификаторы болезней или расстройств — проблема страховой медицины и бюджета. Если мы признаем злоупотребление онлайном к дезадаптивному и опасному для здоровья расстройству и позволим докторам ставить такой диагноз, то каждый человек с такой проблемой сможет прийти и потратить деньги страхового бюджета. Для такого диагноза можно будет брать оплачиваемые больничные. Возможно, придется выписывать бесплатные лекарства и так далее. И десять лет назад, когда этот вопрос стал все чаще подниматься, людей с такими проблемами было слишком много, чтобы принять такие формальные меры. А сейчас это уже совсем невозможно.
Вторая причина, которая станет особенно активной с появлением метаверса, философская: изменение нормы жизни. Процесс нормализации диджитал-аддикции идёт много лет, в первую очередь — в сфере компьютерных игр.
20 лет назад целыми днями играющего человека с уверенностью называли «конченным»: хорошо, если он не висел на шее родственников, а всё-таки умудрялся где-то тихонько работать.
10 лет назад целый день играющий ребенок получил надежду стать кибреспортсменом. Причем в начале всем было понятно, что это довольное призрачная мечта, но теперь ясно, что этот спорт будет развиваться, и скоро игрун будет таким же норм ребенком, как тот, который ходит на футбол.
В 2020-х годах играющие днями напролет люди стали повсеместным явлением, вроде ведущих передач в эпоху телевидения. Сегодня они могут вести стримы, комментировать игры и вообще быть перформерами — и вполне получать за это деньги.
Чем отличается запойно играющий в видеоигры чувак начала 1990-х от запойно играющего в онлайн-игры в 2020-х? Ну кроме того, что многопользовательские игры оказались в разы более аддиктивными лол. Они отличаются только нормой среды: общество, в котором живет второй, имеет для него социальную и экономическую нишу — поэтому теперь он «нормальный», как и другие увлеченные своей работой люди.
В начале 2030-х годов любители видеоигр станут операторами военных рободивизий или управляющими грузовыми поездами и самолетами; виртуальными учителями боевых искусств; метаспортсменами и метагонщиками. Поведенческая онлайн-аддикция полностью растворится в геймифицированной реальности, а постоянное подключение к сети станет нормальным образом жизни. Это больше не будет вредить социализации и карьерному росту. Мы ещё увидим споры о том, что карьера в метавселенной куда менее вредна для здоровья, чем работа в старорежимных компаниях с ее ранними инфарктами.
В конце-концов, посмотрите на никотин. По силе аддиктивности он похож на морфин и идет сразу за героином. И ничего, вполне уважаемые люди курят.
#травкина_мозг