В Setters Media вышла ещё одна моя статья — на этот раз о глубоко личном. В ней я рассказываю о генеалогическом исследовании, которому посвятил несколько лет своей жизни, пытаясь понять, как истории предков и их судьбы отразились во мне. Делюсь с вами полным текстом:
***
Наше прошлое неразрывно связано с настоящим. Даже если мы не задумываемся об этом, опыт предыдущих поколений отражается в наших поступках, характере, способах принятия решений.
Я долго жил, не особо интересуясь своими корнями. А потом решил разобраться — и это стало одним из самых увлекательных путешествий в моей жизни.
Сотни имен, выписки из церковных книг, архивные документы — все это сложилось в историю четырех ветвей моего рода, исследованных настолько глубоко, насколько это оказалось возможным.
Причин погрузиться в эту работу было несколько. Значительную часть своей жизни я ощущал себя человеком без корней — эдаким «перекати-полем». У меня, сына советского офицера, никогда не было того, что принято называть своим домом. С раннего детства постоянные переезды из одного места в другое. Бараки, коммунальные квартиры, военные городки — везде мы жили временно.
Большой семьи как таковой тоже не было. Все мои бабушки и дедушки ушли из жизни еще до моего рождения. Какие-то родственники мелькали по периметру, но связь с ними мы не поддерживали. Да и они вряд ли знали историю нашего рода дальше первого колена.
В 45 лет, после экзита из «Нетологии-групп», которой я отдал десять лет жизни, пришло время пересобрать себя. Как писал Данте, «земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу». В этой точке бифуркации захотелось понять, как сформировалась моя идентичность, откуда взялись те или иные черты характера.
За сухими фактами и метриками открылись удивительные судьбы. Линия по маме — история вечного движения. Ее предки, будучи «неправильной национальности», мотались по всей стране в поисках лучшей доли и спокойствия. Здесь и бабушка, потерявшая мужа в блокадном Ленинграде. Ей, совсем еще молодой женщине, пришлось вывозить детей под бомбежками в Узбекистан, а потом по возвращении бороться за свою комнату в коммуналке, которую к тому времени кто-то уже успел обжить. От этой бабушки, возможно, мне достались адаптивность и сила характера.
Здесь же — прапрадед-жестянщик, который, желая жениться на моей прапрабабке, «распушил перья» и представлял себя богатым. К слову, иногда нахожу в себе нечто подобное, но тут же одергиваю: для меня важно «быть, а не казаться».
Отцовская линия — полная противоположность. Столетиями, вплоть до Смутного времени, на одном и том же месте — в паре деревень под Вологдой. Полная предсказуемость и никаких метаний и драм. Возможно, отсюда моя глубинная связь с русским языком и культурой, которые, видимо, навсегда останутся для меня родными и главными.
Это генеалогическое исследование больше, чем просто поиск корней. Это инструмент самопознания. За каждой строчкой в нем — человек с культурным и генетическим кодом, который теперь живет во мне. И я беру это исследование в будущее не столько для себя, сколько для своих детей — чтобы они никогда не чувствовали себя людьми из ниоткуда.
***
Наше прошлое неразрывно связано с настоящим. Даже если мы не задумываемся об этом, опыт предыдущих поколений отражается в наших поступках, характере, способах принятия решений.
Я долго жил, не особо интересуясь своими корнями. А потом решил разобраться — и это стало одним из самых увлекательных путешествий в моей жизни.
Сотни имен, выписки из церковных книг, архивные документы — все это сложилось в историю четырех ветвей моего рода, исследованных настолько глубоко, насколько это оказалось возможным.
Причин погрузиться в эту работу было несколько. Значительную часть своей жизни я ощущал себя человеком без корней — эдаким «перекати-полем». У меня, сына советского офицера, никогда не было того, что принято называть своим домом. С раннего детства постоянные переезды из одного места в другое. Бараки, коммунальные квартиры, военные городки — везде мы жили временно.
Большой семьи как таковой тоже не было. Все мои бабушки и дедушки ушли из жизни еще до моего рождения. Какие-то родственники мелькали по периметру, но связь с ними мы не поддерживали. Да и они вряд ли знали историю нашего рода дальше первого колена.
В 45 лет, после экзита из «Нетологии-групп», которой я отдал десять лет жизни, пришло время пересобрать себя. Как писал Данте, «земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу». В этой точке бифуркации захотелось понять, как сформировалась моя идентичность, откуда взялись те или иные черты характера.
За сухими фактами и метриками открылись удивительные судьбы. Линия по маме — история вечного движения. Ее предки, будучи «неправильной национальности», мотались по всей стране в поисках лучшей доли и спокойствия. Здесь и бабушка, потерявшая мужа в блокадном Ленинграде. Ей, совсем еще молодой женщине, пришлось вывозить детей под бомбежками в Узбекистан, а потом по возвращении бороться за свою комнату в коммуналке, которую к тому времени кто-то уже успел обжить. От этой бабушки, возможно, мне достались адаптивность и сила характера.
Здесь же — прапрадед-жестянщик, который, желая жениться на моей прапрабабке, «распушил перья» и представлял себя богатым. К слову, иногда нахожу в себе нечто подобное, но тут же одергиваю: для меня важно «быть, а не казаться».
Отцовская линия — полная противоположность. Столетиями, вплоть до Смутного времени, на одном и том же месте — в паре деревень под Вологдой. Полная предсказуемость и никаких метаний и драм. Возможно, отсюда моя глубинная связь с русским языком и культурой, которые, видимо, навсегда останутся для меня родными и главными.
Это генеалогическое исследование больше, чем просто поиск корней. Это инструмент самопознания. За каждой строчкой в нем — человек с культурным и генетическим кодом, который теперь живет во мне. И я беру это исследование в будущее не столько для себя, сколько для своих детей — чтобы они никогда не чувствовали себя людьми из ниоткуда.